Чем угрожают насекомые
Природа не перестает удивлять человека чудесами флоры и фауны. Мало того, что жуки порой встречаются очень неприятного вида, так они еще могут быть смертельно опасными для окружающих. Чем проявляется угроза:
- насекомые становятся переносчиками инфекции;
- создание отравляет ядом кровь жертвы при тесном контакте.
Изучением насекомых занимается наука энтомология. Сами особи получили название «инсекты», благодаря Карлу Линнею, автору системы классификации животных.
Богомол-призрак
Еще один удивительный богомол. Обычно он темно-коричневого цвета, но также может быть песочным, светло-коричневым или даже зеленым. Его тело похоже на мертвый, высохший лист, что помогает ему маскироваться среди опавшей листвы в своей естественной среде обитания – лесах Мадагаскара и Африки.
Phyllocrania paradoxa
Благодаря своей поразительной маскировке, богомол-призрак сидящий в засаде и ожидающий приближения добычи, сам остается невидимым для хищников, например, насекомоядных птиц.
Это некрупный вид, его длина около 5 см. Самки крупнее и тяжелее самцов.
Иногда богомолы-призраки пугаются своей потенциальной жертвы. Так, взрослые самцы нередко убегают от слишком, как им кажется, крупного насекомого, вместо того, чтобы нападать. Этот вид не так силен, как некоторые другие, поэтому и жертвами его становятся в основном мелкие насекомые.
Самая страшная гусеница в мире
Большую гарпию, бабочку на стадии гусеницы, природа наделила необычной внешностью, предназначенной для отпугивания врагов. Чтобы выжить в мире хищников, гусеница замирает, становясь невидимой среди буйства зелени. Характеристики обитательницы лесов Северной Америки, Европы и Сибири:
- на стадии гусеницы особь пребывает с июля по сентябрь;
- длина тела взрослого животного достигает 6 см;
- спинка зеленого существа украшена фиолетовым ромбом, бока – белыми пятнами;
- конец тела снабжен вилкообразным выростом, который поднимается при опасности;
- голову будущего инсекта венчают два глазных пятна, под ними – зияющий рот.
Странная мимика особи, способной имитировать более опасных насекомых, предназначена для отпугивания хищников, а подобие «лица» выглядит просто устрашающе. Если вы коснетесь самой страшной в мире насекомых гусеницы, «лицо» повернется к вам. Если ваша атака не прекратится, получите выстрел муравьиной кислотой из маленьких рожек, украшающих спинку жуткого существа.
Гигантская уэта
Гигантская уэта имеет самый странный внешний вид среди представителей этого топа. Если бы они ходили на задних лапах, то их легко можно было бы спутать с червями-любителями кофе из «Людей в черном». В реальности же уэты — членистоногие прямокрылые существа, обитающие в Новой Зеландии. Эти гиганты достигают 7 сантиметров в длину и могут весит порядка 70 грамм. Кстати, уэты — одни из самых тяжелых насекомых, населяющих Землю. К счастью, водятся они в основном в лесах и ведут ночной образ жизни. Питаются растениями, фруктами и — очень редко — другими насекомыми. Несмотря на то, что обитают на деревьях, уэты спускаются вниз, чтобы отложить потомство.
Самое странное создание
Страшное насекомое из мира цикад зовут Бразильской горбаткой. Уродство существа пугает странным строением головы с буграми-наростами, напоминающими антенны. Шары, похожие на огромные глаза, на самом деле являются хитиновыми конструкциями, предназначенными для камуфлирования на растениях. Благодаря небольшим габаритам (длина тела около 2 см), уроженку бразильских джунглей трудно рассмотреть невооруженным глазом.
Интересно, что страшное насекомое долгое время считалось плодом фантазий немецкого скульптора, нарисовавшего инсекта. Затем необычное существо удалось сфотографировать в мире тропиков Бразилии.
Малайзийский орхидейный богомол
Орхидейный богомол – очень красивый вид родом из азиатских тропических лесов. Его окрас может быть от чисто белого до желтого и розового. Взрослая самка имеет длину примерно 6-7 см, в то время как самец только около 2,5 см. Ножки этого насекомого похожи на лепестки цветов, что вкупе с окраской позволяет ему успешно маскироваться среди цветов орхидей.
Фото ниже прекрасно демонстрирует, как богомол прячется в цветке.
Из-за своей завораживающей окраски орхидейный богомол пользуется огромной популярностью среди любителей экзотических насекомых.
Hymenopus coronatus
Насекомое с самым страшным названием
Один из крупнейших в мире инсектов назван Цветком дьявола. Крупный богомол относится к самому хищному виду насекомых, способных во время охоты долго выжидать свою жертву, находясь без движения. Какими особенностями наградила природа страшного обитателя Восточной Африки:
- длина тела самца – 11 см, самка вырастает до 14 см;
- размах крыльев насекомых обоих полов доходит до 16 см;
- стройное тело богомола снабжено очень длинными конечностями;
- треугольная голова инсекта увенчана «дьявольскими» рожками.
Жуткое насекомое с несуразной внешностью не опасно для человека, поскольку не имеет ядовитых желез, но агрессивное поведение и страшный вид вполне могут напугать. Необычное создание названо Цветком дьявола за способность самок выращивать на теле настоящие лепестки орхидеи, под которые странная особь старается камуфлировать.
Таракан – носорог
Обитает в Австралии. Второе название – гигантский роющий таракан. По внешнему виду скорее смахивает на жука, но относится к семейству тараканов. На планете это самый тяжелый вид таракана .Его вес около 35 гр. Но, несмотря на достаточно противный внешний вид, некоторые ценители заводят их дома, в террариумах. Они чистоплотны, и не имеют противного запаха. Тем более, что живут они до 10 лет. Любимая еда – опавшие листья деревьев.
Самая страшная в мире моль
Нагоняет страх не сама моль, уроженка Дании, а ее грозная гусеница, называемая Шерстолапкой стыдливой. Ярко желтая гусеница издалека похожа на дикобраза или губку из-за островков колючих волос, покрывающих 50 миллиметровое тельце. Вблизи гусеница напугает двойным рядом челюстей, а с приходом осени становится нестрашной куколкой.
Нашествия самой страшной в мире моли наносит существенный ущерб буковым лесам Дании. Для человека контакт с волосками гусеницы заканчивается появлением аллергической сыпи, очень болезненной.
DARKER
— Ты боишься, что ли, насекомых?
— Боюсь…
— Почему?
— Ну, у них же все эти усики… И еще лапки.
— Ну и что? У тебя вон тоже есть усики. И лапки.
Подслушанный разговор
Захватят ли насекомые мир?
Насекомые похожи на нас. У них есть конечности, «руки» и «ноги». Они дышат воздухом, едят еду, заводят детей, проводят время с себе подобными, рождаются и умирают. Как и мы, они — живые.
Насекомые не похожи на нас. Их глаза без зрачков ничего нам понятного не выражают. Как часто в хоррорах объектом страха становится существо, у которого, по нашим меркам, что-то не так с глазами: или их нет совсем, или их очень много? Глаза мухи разделены на равные части без «композиционного центра» (то есть без зрачка), они слишком большие, они горят красным или зеленым огнем. Тому, у кого такие глаза, ни в коем случае нельзя доверять. И мы не доверяем.
Мы — во всяком случае, так принято считать — руководствуемся разумом. А вот насекомыми правят инстинкты. Они не знают любви, ненависти, сострадания и страха. Им не чужд каннибализм, и есть они могут не только сородичей, но и самих себя. Они не радуются жизни и не боятся смерти.
Пожалуй, позволительно вообще усомниться, присуще ли насекомым чувство, сравнимое с нашим страданием. Рыжий таракан, поранив ножку при линьке, охотно сосет вытекающую из раны кровь и часто, не ограничиваясь слизанной каплей, вгрызается в собственную плоть. Если тело пчелы, пока она сосет подсахаренную воду, аккуратно и быстро разрезать острыми ножницами надвое, она и не прервет свою трапезу. Больше того, в этом случае удовольствие от приема пищи, если только насекомому дано испытывать удовольствие, будет длиться намного дольше: пчеле теперь никак не удается заполнить свой зобик кормом. Все, что она всасывает хоботком, тут же тонкой сахаристой струйкой вытекает сзади из разреза. Вскоре пчела оказывается посреди лужицы сладкого сока. Наконец, измученная беспрерывным сосанием, она валится с ног. (Из книги австрийского энтомолога Карла Фриша «Десять маленьких непрошеных гостей»)
Похоже, что, по человеческим понятиям, они вообще ничего не чувствуют. Ну а по своим собственным понятиям насекомого? «В пяти концах растягивалась нить, и насекомое не хочет жить. Оно дышать не хочет, тем не менее, никто не может знать его намерений», — писали в середине XX века Анри Волхонский и Алексей Хвостенко. И современные ученые-энтомологи с ними согласны: о том, что «на уме» у насекомых, мы даже не подозреваем.
Нам с вами очень трудно будет понять, что они чувствуют, потому что между нашими органами чувств и их органами чувств очень большая дистанция. Не хочу сказать «пропасть», потому что стимулы примерно те же, но их обработка и восприятие, по-видимому, ничего общего с нашими не имеют. Скажем, у нас с вами глаза фокусируются. Я на вас смотрю, вижу детали лица, а то, что позади вас, для меня в расфокусе. У насекомого нет фокусировки. Ему чем ближе, тем яснее видно. Поэтому когда комар вас видит издалека, вы для него какое-то смутное пятно, правда вкусно пахнущее. Но когда он пикирует, он видит все лучше и лучше. Когда он садится к вам на руку, то видит мельчайшие подробности вашей кожи. Все поры, все волоски. То есть он рассматривает вашу кожу как бы под микроскопом, находит нужную точку и втыкает свой челюстной аппарат вам прямо в сосуд. Как он находит этот сосуд — до сих пор толком не понятно. Мы-то вену видим, но комар в вену не целится, он питается из более тонких сосудов. Как он находит, каким чувством? Кто знает? Наркоманы бы за эту информацию, наверное, отдали все: как в вену попасть, когда их уже нету. (Из интервью заведующего кафедрой энтомологии СПбГУ Владимира Дмитриевича Иванова)
Отсюда легко перейти к конспирологическим теориям — насекомые это пришельцы из космоса! Пока что они выжидают, но однажды непременно захватят мир. Почему бы и нет? Известно, что насекомые жили на Земле задолго до первых предков человека. Причем некоторые — тараканы, например — с тех пор почти не изменились. Не секрет, что и в гипотетическом постапокалипсисе уцелеть «букашкам» будет гораздо проще. Даже ядерное оружие для них не так уж страшно. А еще они очень маленькие, быстрые, юркие. И их гораздо, гораздо больше…
«Комнатная муха откладывает за один прием около ста яиц, а в течение жизни — свыше тысячи. Если бы из всех этих яиц вылуплялись личинки и, развиваясь, давали новых мух, которые бы, в свою очередь, так же размножались, то одна парочка наших знакомых произвела бы уже во втором поколении 500 тысяч, в третьем 250 миллионов, в четвертом 125 миллиардов мух», — бесстрашно подсчитывает Фриш.
Если мухи сделаются более ответственными родителями, то вскоре на Земле не останется никого, кроме голодных мушиных личинок, покрывших планету толстым слоем. А ведь это только мухи — а сколько есть других насекомых, не менее плодовитых?
Так что, кажется, захват мира пока отложен: слишком просто при желании его удалось бы осуществить. А раз так, то можно выдохнуть, да? Вы уже перестали бояться, ведь правда?
Бог с головой жука
Исследуя инстинкты человека, ученые выяснили, что шестимесячные младенцы при виде пауков испытывают страх. И хотя пауки не насекомые, но относятся они к тому же самому классу существ — членистоногим. Классу, где у всех по шесть (насекомые), восемь (паукообразные), а то и больше (многоножки и ракообразные) конечностей. Конечности эти беспорядочно шевелятся, напоминая первозданный хтонический хаос. А их обладатели могут не хило так цапнуть — и младенцы отчего-то знают об этом, хотя пока еще ни разу с ними не встречались.
Взрослый тоже нервно отмахивается или пытается раздавить насекомое, даже если знает, что, скажем, жук-усач совсем никакой не хищник и худшее, что он может сделать, если почувствует опасность, — начнет угрожающе скрипеть. «А вдруг? — беспокоится инстинкт, толкая под руку. — А мало ли?»
Инстинкту разбираться некогда: пока выяснишь, усач это или «кусач», можно и коньки отбросить. Но инстинкт, положим, можно попробовать «усмирить». Справлялись же как-то древние египтяне, у которых жук-скарабей слыл одним из самых почитаемых животных. А бог Хепри (он же Хепера) с головой жука (или жуком вместо головы) считался символом рассвета, зарождения жизни — чуть ли не началом всех начал.
Древние придерживались любопытных воззрений относительно скарабеев, считали, что самок скарабеев не существует, а «скарабей» означает «единственный», то есть существо, самовоспроизводящееся без участия самки. Жук, сформировав навозный шарик, катит его с востока на запад и, вырыв ямку, прячет в ней шарик на двадцать восемь дней. На двадцать девятый день он выкапывает шарик, бросает его в воду, и из него вылезают скарабеи. Тот факт, что скарабей летает в самое жаркое время дня, а также форма шариков с личинками, позволил отождествить насекомое с солнцем. Незримая сила бога Хеперы заставляла солнце катиться по небу, и скарабей, катящий навозные шарики, получил имя «хепер», то есть «тот, что катит». Солнце несет в себе зародыши жизни, поэтому шарик скарабея, содержащий личинки жука, отождествляли с солнцем как с существом, особым образом воспроизводящим жизнь. А поскольку бог Хепера в древности считался богом воскресения, то скарабей, отождествлявшийся с ним, превратился в символ бога и стал знаком воскресения. Мертвое человеческое тело тоже в некотором роде заключает в себе зародыш жизни, то есть зародыш духовного тела, появляющегося на свет благодаря молитвам и церемониям, совершаемым во время погребения. В этом — тождественность шарика с личинками и мертвого тела. Египтяне считали, что, подобно тому как насекомое дает жизнь своим личинкам, находящимся в шарике, фигурка скарабея — символ бога Хеперы — дает жизнь мертвому телу, в которое эта фигурка вкладывается вместе со «словами власти». (Бадж Уоллис, «Магия Древнего Египта. Тайна Книги мертвых»)
И не одни египтяне «такие умные»: по утверждениям доцента кафедры археологии и этнографии НГУ Сергея Алкина, в эпоху неолита насекомые и их личинки отождествлялись с душами усопших. Это подтверждают археологические находки: в древности на территории современной Восточной Азии существовал настоящий культ насекомых.
Что же случилось? Почему сегодня при виде жуков никто не преисполняется благоговения, отчего, по существу, проигрывают все: и мы, лишенные благости, и они, которых мы нещадно давим?
Похоже, что «многие знания — многие печали»: с развитием науки мы узнали насекомых ближе. И бояться от этого их стали гораздо больше.
Рисунок «гигантской» блохи из книги Micrographia («Микрография») Роберта Гука, 1665
Монструозная блоха
Еще каких-то пятьсот лет назад большая часть насекомых была недоступна человеческому взгляду. Ну прыгает кто-то себе, ну кусается маленькая черная точка. Неприятно, конечно, но вполне терпимо.
До тех пор, пока «микроскопических дел мастера», ученые вроде Роберта Гука и Антони ван Левенгука, не поглядели на эти точки в свои микроскопы. Открывшийся ученым микромир вскоре узрели и другие — что-то было зарисовано, напечатано, а с развитием фотографии и заснято. Так землянам открылось, что буквально в двух шагах прыгают и ползают настоящие монстры.
Иногда прогресс развивается быстрее, чем человеческая психика — и это создает проблемы. В XIX веке земляне в общей массе оказались не готовы к восприятию корпуса революционных идей, опровергающих божественный замысел. И с тех пор, по выражению Жана-Поля Сартра, у каждого из нас в душе дыра размером с Бога и каждый заполняет ее, как может.
Похожая вещь с микромиром: во всей своей красе он не вписался в представления людей о гармонии, о том, как должно выглядеть живое существо. И хуже всего, что он не был выдуман безумным автором готической прозы. Это реальность («фильм основан на реальных событиях»), она живая, такая же, как мы… и совершенно не такая же.
Блоха ест, пьет, спит, плодится, рождается и умирает — значит, она часть жизни. А раз так, то она и часть нас, потому что мы тоже имеем к этой жизни прямое отношение. А раз блоха часть нас, то и мы… нет, об этом лучше не думать.
Развитие блохи от яйца до взрослой особи — из книги Антони ван Левенгука Opera omnia s. Arcana naturae etc («Тайны природы, открытые Антонием Левенгуком при помощи микроскопов»), 1695
На инстинктивный, вшитый «разработчиками» страх перед членистоногим как носителем опасности наложился «патч 1.1» — иррациональный ужас из категории «что ты такое», «как это развидеть» и «моя жизнь не будет прежней». Человек заглянул в фасеточные глаза, которые вспыхнули напротив калейдоскопом огней. И то, что он в них увидел, ему не понравилось.
В основе этого чувства, впрочем, страх совершенно не новый: ужас перед непривычным, перед обновлением как таковым — словом, то, что в порыве мизантропии можно назвать обывательской косностью. Усобицы, религиозные войны, идеологические дрязги, сетевой троллинг — природа этих явлений та же, что и у желания раздавить заползшего в дом жука. Что-то ты очень на меня не похож — а не стереть ли мне тебя в порошок, пока ты не сделал со мной что-то в схожем духе? А если выяснится, что опасности в «другом» не было — ничего, главное перестраховаться. И, кстати, вспомните, сколько вы знаете фильмов про инопланетян, где власти атакуют гостей из космоса с первых минут, не разбираясь, добрые они или злые, «а то мало ли что»? И это все тоже об этом.
«Другие»
Конечно, если есть «обыватели», в противовес им должны быть и «умники». В 1822 году умирающий Эрнст Теодор Амадей Гофман заканчивает повесть «Повелитель блох». Ближе к ее финалу юная Розочка, романтический символ чистоты, доброты и вообще всего самого лучшего, сталкивается с повелителем лицом к лицу. Поначалу вид огромной, сверх нормы, блохи ее пугает, но «мастер-блоха посмотрел на нее такими умными приветливыми глазами», что страхи тут же отступили.
Блохи, которыми правит повелитель, оказываются, несмотря на малосимпатичный с точки зрения человека вид, славным народом вольных прыгунов, обладающих знаниями, которые и не снились прямоходящим «двуногам». Мудрый, добродетельный мастер-блоха становится ангелом-хранителем для Перегринуса Тиса, который смирил недоверие перед миниатюрным сплетением усиков и лапок, о чем не пожалел. А возникающие было у Тиса сомнения, подслушанные повелителем блох, всегда разбивались мастером с присущими ему интеллектом и тактом:
Вы дивитесь уму и силе духа крохотного, обычно презираемого насекомого, и это доказывает ― не во гнев вам будь сказано ― по меньшей мере недостаточность вашего научного образования. Я бы посоветовал вам почитать, что говорится о мыслящей и управляемой собственной волей душе животных у греческого философа Филона или по крайней мере в трактате Иеронима Рорария «Quod animalia bruta ratione utantur melius homine» [«Почему неразумные живые существа лучше пользуются разумом, нежели люди»] или в его же «Oratio pro muribus» [«Речь в защиту мышей»]. Вы должны были бы знать также, что думали Липсиус и великий Лейбниц об умственных способностях животных или что сказал ученый и мудрый раввин Маймонид о душе животных. Едва ли тогда вы приписали бы мой ум тому, что я некий злой демон, и уж не стали бы мерить духовную силу ума по физическим размерам тела. Мне думается, что в конце концов вы склоняетесь к остроумному воззрению испанского врача Гомеса Перейры, который видит в животных только искусно сделанные машины без способности мышления, без свободной воли, движущиеся непроизвольно, автоматически. Но нет! Я не допускаю, что вы можете дойти до такой пошлости, добрейший мой господин Перегринус Тис, и твердо уверен, что благодаря моей ничтожной особе вы давно уже усовершенствовали свой взгляд на вещи.
Иллюстрация к одному из первых изданий «Повелителя блох» Гофмана, 1826
«Маленький — не значит плохой, а «страшность» и красота — понятия условные» — открытие на уровне «негры тоже люди». И тем не менее Гофман со своим явно читающимся призывом не рубить блох с плеча оказался в меньшинстве. Через 90 лет Франц Кафка пишет «Превращение» — выдающийся культурно-энтомологический текст, где автора сложно заподозрить в инсектофилии. В одной из комнат дома семейства Замза поселился не поддающийся изображению («Его нельзя нарисовать даже на дальнем плане…» — предупреждал Кафка иллюстратора первого издания) невыразимый ужас. И имя ему — насекомое.
Сложно заподозрить, ну а мы попробуем. Не было ли у Кафки желания лишний раз подчеркнуть инаковость, трагическую изолированность своего персонажа, делая его не кем-нибудь, а именно «жучарой»? Не правда ли, Грегор Замза после превращения — единственный герой текста, который от начала до конца вызывает сочувствие? Став «чудовищем», выпрыгнув из клетки общественных нормативов, внутренне он делается лучше, чем был. Но внешне Грегор перестает соответствовать хоть каким-то общепринятым нормам. «Превращение» — это о том, что если ты «другой», то получишь от родного отца смертельный удар яблоком по нежной хитиновой спинке. Наш «правильный» мир, он не для инвалидов, уродов, гомиков, нигеров, трансвеститов, нищих, пенсионеров, шлюх, мух, клопов, тараканов, жуков… У нас тут свои очень строгие правила.
Если человек терпимо относится к «другим», то для большинства он сам «другой». Если ваш друг спокойно реагирует на существование геев, как скоро вы начнете смотреть косо в его сторону? А если он с симпатией отзывается о комарах и осах — не ждать ли от него ядовитого укуса, когда вы отвернетесь?
Обложка первого издания «Превращения» Кафки, 1916
В японской новелле XII века «Любительница гусениц» из сборника «Цуцуми тюнагон моногатари» («Рассказы среднего государственного советника Цуцуми») героиню Химэгими троллят за то, что она предпочитает гусениц бабочкам и посвящает все свободное время наблюдениям за ними, рассуждая так: «Что за чудовищная глупость — любить лишь цветы да бабочек! Настоящий человек постигает суть вещей с душой непредвзятой».
И вот Химэгими собрала у себя несметное число отвратительных насекомых, разложила их по корзинам и коробкам. И все для того, чтобы посмотреть, что же из них получится. Особенное восхищение Химэгими вызывали своей задумчивостью волосатые гусеницы. Зачесав волосы назад, днем и ночью разглядывала она гусениц на своей ладони. (Из сборника «Японская новелла», составитель А. Н. Мещеряков, 2003)
Троллят девушку все и дружно — ясно ведь, что того, кто вступится, будут троллить еще сильнее. Что-то вроде нынешнего школьного буллинга. Да и вряд ли сегодня было бы лучше: что для своей эпохи, что для нашей Химэгими совершенно не в тренде. Кажется, даже при «мыслящем» взгляде на насекомых приоритет до сих пор отдается позиции Аристотеля, описанной им в «Истории животных»: изучать «жуков» следует лишь для того, чтобы, начав с малого, постепенно познать «более высоких» созданий, где на самом верху, естественно, человек.
Конечно, с годами что-то да менялось. В 1857 французский историк и натуралист, автор термина «ренессанс» Жюль Мишле пишет L’insecte. Исследователь насекомых Хью Раффлз так характеризует этот не переведенный на русский язык текст:
Его не убеждает превосходство бабочки, тезис, будто это самое пленительное из животных — реализация потенциала гусеницы, точно так же как взрослый человек считается реализацией потенциала (к лучшему или к худшему) ребенка. Отчасти этот тезис порожден дарвинистской телеологией: акцент на размножении как на цели существования подтверждает, что половозрелая форма животного — единственная, которую стоит брать в расчет. Отчасти тезис в более общем плане связан с эволюцией: логика незрелости и развития, продвижение через все более грандиозные, более высокоразвитые стадии к самым высокоразвитым, к самым идеальным состояниям — идея, которой с конца девятнадцатого столетия глубоко пронизаны политическая, культурная и частная жизнь, вопреки тому, что наш опыт политической, культурной и частной жизни категорично говорит нам, что нет никаких гарантий целенаправленного прогресса.
Однако эти и им подобные суждения «окопались» на периферии. В целом, спустя девять веков с тех пор, как милая Химэгими померла (не исключено, что, сбросив ненужные крылышки и сделавшись ворсистой изумрудной красавицей, она оказалась в лучшем мире), сегодня энтомология и ее жрецы по-прежнему в положении маргиналов. Молодой исследователь ручейников Михаил Валуйский утверждает, что новые знакомые, узнав о его изысканиях, реагируют хоть и без испуга, но и особой доброжелательности не проявляют:
Обычно говорят: «М, насекомые. Странно. Ручейники? Кто это вообще такие?» Я говорю: «Да, вот такая тема. Такой вот я странный парень. У нас вся кафедра такие странные». Обычно на этом народ отстает. Они где-то записывают у себя в голове: «Ага, вот это странный парень, он занимается чем-то, чего мы не понимаем». На этом все заканчивается. Среди университетских коллег с других кафедр реакция тоже примерно такая: «Ручейники? Интересно, что же это вы там такое по ним публикуете?
Страх из инстинкта, страх от рассудка, страх того, что не похоже на нас, страх тех, кто якшается с теми, кто не похож на нас, страх иметь отношение к непохожим… Кажется, набралось порядочно. А сами энтомологи, вы думаете, насекомых не боятся? Еще как! Хью Раффлз записал свои мысли, возникшие во время осмотра экспозиции Монреальского инсектариума:
Как странно, что мы смотрим на насекомых как на красивые предметы, что после смерти они становятся красивыми предметами, когда в жизни, пробегая по деревянным половицам, затаившись в углах и под скамейками, путаясь у нас в волосах и забираясь за воротник, заползая в рукава… только вообразите, какой воцарился бы хаос, если бы они вернулись к жизни. Даже в этом музее нас обуял бы бессознательный порыв броситься и раздавить их.
Да уж, захватывающая была бы картина: уважаемый насекомолюб, автор толстенной «Инсектопедии», в которой рассказывает о насекомых с живой нежностью и фанатским интересом, забыв все и вся топчет палочников и богомолов. А что делать? Не станешь же вопить, стараясь пересилить писк и жужжание: тише, тише, ребята, давайте успокоимся и немного поговорим. Кто рискнет говорить с беснующийся массой? Да и вообще, как с ними говорить?
Перспективы диалога
А ведь о чем-то, кажется, могли бы поведать насекомые, будь у нас возможность вступить с ними в разговор или хотя бы переписку. Об этом задумался тот же Хью Раффлз, в том же инсектариуме:
Если понаблюдать, как люди переходят от витрины к витрине в музейном зале, сразу подметишь, что многие из этих «предметов» обладают мощной «психической силой». Это явствует из того, как все — и я тоже — лавируют между экспонатами, из того, как мы все продвигаемся вдоль рядов: слегка робко, а затем резко останавливаемся, а иногда резко пятимся. Как-то странно, что мы так себя ведем, потому что насекомое не только заперто в плексигласовом ящике, но и не представляет теперь ни малейшей физической опасности, если вообще представляло ее раньше. Такое ощущение, словно эти насекомые — вместе со своей красотой — проникают в какие-то тайные закоулки нашей души, и в ответ нечто как бы табуированное влечет нас к насекомым.
Отталкивающие и притягательные, опасные и прекрасные, влекущие и запретные — насекомые словно расположились на границе двух миров. Того, в котором существуем мы и в котором они подобны нам, и другого, о котором мы не имеем ни малейшего представления. Где разрезанная напополам оса продолжает объедаться медом, а таракан с удовольствием ест собственные ноги.
Они вроде стражей: обитатель границы может пропускать через нее, не правда ли? Помните, как Иван Царевич, сумев повернуть к себе избушку на курьих ножках, умудрился расположить к себе хозяйку, мертво-живого «пограничника» на рубеже измерений? И получает шанс прикоснуться к трансцендентному, побывать в мире духов, который символизирует Тридевятое царство. (Можно заметить, что сущности, способные приобщить к трансцендентному в диапазоне от бабы Яги до Энди Уорхола, вообще редко обладают канонической красотой. Но если преодолеть первичное отторжение, извлеченный в итоге опыт окажется бесценным).
В такое же своего рода царство нас могли бы отвести насекомые. Нет, не в мир духов, но в мир непознанного, где, быть может, позволяется выйти за границы личностной и даже человеческой субъективности. Мир, где человек ты или насекомое — уже нет разницы, потому что нет понятий и значений, задаваемых человеком и человеческим.
И это, может статься, по-настоящему и ужасно, и прекрасно — куда ужаснее и прекраснее, чем любой самый яркий и самый хищный жук. Но для этого нужно перейти от беспрерывных атак и оборон к диалогу. И тут опять — как это сделать? Завкафедрой энтомологии СПбГУ обнадежить на этот счет не готов. Но перспективы, говорит, есть.
Язык насекомого — это набор каких-то сигналов, совершенно нам чуждых. Где-то летают бабочки, между собой общаются. У них диалог идет химическим путем. То есть и вопросы, и ответы у них химические. Мы можем расшифровать эти химикаты, но мы не понимаем, о чем они. Мы видим, что диалог идет, но не понимаем, о чем он. Мы можем посадить в банку каких-то насекомых, и если взять пробу воздуха, мы видим, что там есть какие-то повторяющиеся наборы летучих веществ. Мы знаем, откуда они у них выделяются, из каких желез, можно эти железы найти, но мы не понимаем, о чем этот разговор. У самца и самки есть железы, они о чем-то беседуют химическим способом. И мы видим их сложное поведение на этом фоне, когда несколько самцов, например, прилетают к самке, сидят рядом, ничего не делают. Самка явно их пригласила, может быть, спариваться. Они пытаются договориться — и не могут, я был свидетелем такого. Посидели — разлетелись. Диалог с насекомыми возможен в перспективе, когда мы поймем, какие сигналы они могут правильно интерпретировать, понимать. Можно будет что-то им сказать, чего-то от них добиться. Я над этим вопросом раньше работал, и сейчас тоже. Работа продолжается.
Усики и лапки
Но на ученых надейся, а сам тоже не плюй в колодец. Начните с простого — с принятия (первая стадия). Насекомые вокруг нас, и с этим ничего не сделать. В вашей квартире почти наверняка обитают чешуйницы или сенокосцы. Им подходит микроклимат наших домов, они едят кусочки бумаги, пыль и другой в изобилии производимый нами мусор. Они очень маленькие, их немного, при свете они крайне редко показываются на глаза и не несут для человека никакой опасности.
При этом в Сети вы найдете массу статей из серии «как вывести чешуйниц». Но зачем, для чего? Потому что у них усики и лапки? Так ведь и у вас у многих тоже есть усики, и почти у всех лапки. Ну и что теперь?
Страшно, неприятно, поэтому хочется избавиться — это понятно, конечно. Но, как гласит картинка из депрессивного сегмента интернета, «быть грустным так просто, а ты потрудись». Статьи не лгут: извести чешуйниц и правда не так уж сложно. Но почему бы не потрудиться? Даже не для себя — для коллективного земного будущего.
Положим, в будущем ученые все-таки наладят диалог с насекомыми — а что, если они не захотят с нами говорить? О чем можно говорить с теми, кто уничтожает их, маленьких хрупких существ? Не только «кусучих» и «злючих», а всех подряд, иногда, как иные дети, даже забавы ради?
Конечно, можно им сказать: «Мы боимся». И тогда насекомые удивленно поинтересуются: «Чего нас бояться?» И здесь им, конечно, можно объяснить и про инстинкты, и про инаковость, и про то, и про другое… Но все равно, как ни крути, неловко это все как-то и неудобно у нас получится.
Поддержите DARKER!
Это важно! Нам нужна ваша помощь. Станьте спонсором DARKER и получите эксклюзивный ранний доступ к материалам из новых номеров и не только!
Мы Вконтакте
Подпишись!
Наш Инстаграм
Подпишись!
Наводящие ужас бабочки
Павлиноглазка атласная
Ее можно назвать самой страшной в мире бабочкой, пугающей своим внешним видом. Жительница субтропиков имеет довольно большие для этого вида насекомых размеры с размахом крыльев до 25-28 см. Расцветка крыльев самых крупных в мире бабочек пугает аналогией с головой змеи, готовой к нападению на жертву. За необычный окрас крыльев бабочку прозвали коброй, но насекомых выращивают для получения шелка.
Императорская хвостатая
У необычной бабочки, обитающей в мире дикой природы Австралии, с внешним видом все в порядке. Но вот с особью на стадии гусеницы дела обстоят хуже. Самой страшной частью тела гусеницы считается ее голова, обрамленная четырьмя устрашающими рогами. Живая конструкция напоминает панцирь динозавра.
Павлиноглазка из рода Лономий
Самым страшным в мире насекомым можно назвать обитающее в Южной Америке существо Лономию. Природа не снабдила гусеницу одноименной бабочки ни хитиновым панцирем, ни лапками или крылышками. Человеку следует опасаться особь, способную идеально маскироваться к окружающей среде. Попадание яда Лономии в кровь, даже после простого прикосновения, обернется кровоизлиянием в мозг.
7) Крысиная блоха
Одним из самых опасных видов насекомых являются — крысиные блохи. Они главные паразиты и переносчики страшных заболеваний, включая в список чуму. Живут они на теле крыс и песчанок среди тропического и субтропического климата. Внешне крысиная блоха фигурирует в длину 2-3 мм. С виду крысиные блохи ничем не отличаются от других своих видов. В основном они размножаются и питаются за счёт тела крысы. Укус блохи для человека сопутствует сильным зудом, красноте, опухоли и нагноение раны. Также зачастую проявляется аллергическая реакция. Не однократный укус крысиной блохи влечёт за собой следующие последствия: долговременную головную боль, воспаленные лимфоузлы и образование язв на теле. Помимо симптомов укуса развиваются ещё также смертельные болезни как: крысиный сыпной тиф, чумная палочка, крысиный цепной червь, сальмонеллез, бруцеллез, сибирская язва, туляремия, чума и энцефалит.
Самая ядовитая многоножка
Гигантскую сколопендру считают не только самым страшным насекомым, но и самым большим в мире. Природа Южной Америки и островов Ямайки одарила мерзкое создание длинным телом (до 35 см), покрытым коричневыми сегментами (до 23 штук), каждый из которых имеет пару ярко жёлтых ножек. Передняя пара ног оказалась ртом и представляет собой челюсти с ядовитыми коготками.
Если вам доведется встретиться с амазонской сколопендрой, учтите, что насекомое очень агрессивное. Захватывает своего врага всеми 46-ю ножками, чтобы впрыснуть яд. Но для людей яд не смертелен, только для мелких животных.
Гигантские водяные клопы
Радоваться суровому российскому климату можно хотя бы потому, что он не дает возможности некоторым животным существовать в нашей стране. Вряд ли бы тебе понравилась встреча с гигантским водяным клопом, обитающем в водоемах тропиков Северной и Южной Америки, а также на востоке Азии. Некоторые из особей этого вида могут достигать 15 сантиметров в длину. Эти насекомые — прекрасные хищники, на их передних лапах расположены крючки, которыми они могут захватывать и удерживать добычу, например, лягушку. Внешне они мало чем отличаются от обычных клопов ровно до тех пор, пока не наступит брачный период. В это время самки откладывают на спинках самцов яйца, которые они обязаны вынашивать. Выглядит это омерзительно и неестественно. Если не знать о существовании этих клопов, то при встрече с ним можно подумать, что увидел инопланетное существо.
Нашествие ядовитых муравьев
- После встречи на дорожках тропиков с самым крупным муравьем в мире остается очень болезненное воспоминание. Муравьем-пулей инсекта прозвали за самое длинное жало (3,5 мм), оно длиннее туловища самого насекомого.
- Муравей-жнец из Америки обладает самым токсичным в мире ядом. Атакуя жертву, хватает ее своими клещами, чтобы впрыснуть обильную порцию яда. Выделяемые при этом феромоны становятся сигналом для сородичей.
- Американским муравьям Siafu удалось оккупировать даже тропики Азии. Укус самого страшного на вид инсекта может стать смертельным, особенно для самых молодых или пожилых людей.
Богомол “Колючий цветок”
Это крошечное (менее 4 см) насекомое с колючим подбрюшьем и завораживающим дизайном крыльев. «Глазки» на его крыльях напоминают цифру 9 и служат для отпугивания хищников. Однако и сами эти богомолы – злобные хищники. Их маскировка так хороша, что некоторые насекомые, принимая их за цветы, садятся на них, что, естественно, делает их легкой добычей “Колючего цветка”. Встречается этот вид в Южной Африке.
На фото ниже богомол “Колючий цветок” во всей красе.
Pseudocreobotra wahlbergi
Как и большинство видов богомолов, “Колючий цветок” является каннибалом. Он будет есть все, что движется, если оно подходящего размера. И если на его пути попадется маленький богомол, то без раздумий съест и его.
Угрожающие мухи
- Яд самой страшной в мире насекомых мухи це-це представляет смертельную угрозу для всех млекопитающих. Хотя яд свободен от токсинов, жало насекомого впрыскивает противнику паразитов, возбудителей сонной болезни.
- Скорпионовую муху можно назвать странной жертвой генетической мутации. Самое древнее в мире насекомое похоже одновременно на скорпиона и осу, причем жало является гениталиями жуткого гибрида.
Рыба-еж
Рыба-еж
Рыба-еж распространена практически во всех тропических морях, в коралловых рифах. Это полуметровая рыба, способная в случае опасности раздуваться и принимать форму шара. Все ее тело усеяно крупными острыми иглами, что позволяет рыбе-ежу защищаться от хищников. Пока рыба-еж не раздулась, она кажется безобидной. Часто даже акулы и барракуды поддаются на эту кроткую внешность и заканчивают жизнь, подавившись рыбой-ежом. Рыбаки часто находят мертвых акул с застрявшими в горле раздувшимися рыбами-ежами.
Особую опасность иглы этих рыб представляют для любителей поплавать среди коралловых рифов.
Самые страшные среди пауков
К этой категории можно отнести Сальпугу – гигантского паука-верблюда. Обитатель стран Востока, длина которого 15 см, издает стрекочущие звуки, а скорость передвижения самого быстрого в мире паука достигает 16 км в час. Пустынный житель с крепкими челюстями может укусить, но яд его не смертельный и не особо болезненный.
К самым страшным в мире паукам относятся Фрины, которых называют скорпионами-кнутами. Угрожающего вида тропические насекомые отличаются многообразием размеров, но для человека не опасны.
Уховертка обыкновенная
Насекомое водится в Европе, а так же в России. Длиной всего лишь около двух сантиметров. Второе название- двухвостка, получила из-за раздвоенного хвоста на конце туловища. Для человека не представляет большой опасности, так как кусается редко, в основном, для обороны. Ест как животную, так и растительную пищу.
Кстати говоря, недолюбливают это насекомое с древности. Оттуда пошло поверье, что уховертка может забраться в ухо к человеку, и лишить его слуха, повредив барабанную перепонку, но на самом деле это всего лишь миф.
Лучший в мире маскировщик
Титул самого лучшего камуфляжника по праву завоевал Палочник – гигантское насекомое, которое называют «колючей палкой». Встретиться со страшилкой можно в Австралии или США, даже в России. Самого страшного мастера камуфляжа природа наградила длинным телом (12-20 см) с палочко-листовидными ножками.
Чудовище, покрытое зелеными колючками, большую часть времени проводит в попытках слиться с элементами окружающей среды. По случаю угрозы, инсект принимает боевую позу, выставляя вперед конечности, отчего становится похожим на настоящего скорпиона. Хищников палочник отпугивает выпусканием химического вещества, аромат которого напоминает человеку арахисовое масло.
Морская звезда терновый венец
Морская звезда
Это донное морское животное, обитающее в коралловых рифах. Кожа тернового венца усеяна трехсантиметровыми шипами, концы которых ядовиты; окрас варьируется от густо-красного до зеленого и оранжевого. Размер этой морской звезды может достигать 50 см.
Это малоподвижные существа, которые едва передвигаются по дну, но очень прожорливые. Особенно они любят есть кораллы, поэтому наносят очень большой вред коралловым рифам. Рифы растут очень медленно, а один терновый венец способен в год сожрать 13 квадратных метров рифа. Умножьте на количество звезд в этих водах и поймете, какое разрушительное действие совершают эти звезды.
Как же питается терновый венец? Он распластывается на коралле, прикрепляясь к нему,выворачивает наизнанку желудок, размер которого равен размеру звезды, накрывает им коралл и выделяет желудочный сок. Кораллы размягчаются и превращаются в жидкую массу, которую звезда втягивает в себя.
Терновый венец представляет опасность и для человека. Укол его иглы очень болезненный и вызывает сильное отравление организма.
Молох
Молох или «колючий дьявол»- рептилия, обитающая в Австралии.
Его тело покрыто небольшими изогнутыми шипами разной величины, самые длинные и часто расположенные из которых находятся на верхней части туловища. В случае опасности ящерица низко наклоняет голову, и колючий вырост в шейном отделе образует подобие «ложной головы», которая отвлекает внимание хищника от настоящей. Подобие рогов, устремленных в сторону нападающего противника, создает эффект показной опасности и агрессивности молоха, что дает время и возможность проворной ящерице улизнуть.
Шипы обеспечивают и «хозяйственные нужды» «колючего дьявола»: через них по микроскопическим каналам между чешуйками в пасть рептилии попадает собравшаяся влага в виде росы и осадков.
Богомол-скрипка
Богомол-скрипка – еще один уникальный вид. Свое название он получил потому, что взрослая особь немного похожа на скрипку (тело – дека скрипки, голова – вершиной скрипки, а длинная и тонкая средняя часть – шея скрипки). В природе он живет в Индии и Шри-Ланке.
Окраска богомола-скрипки варьирует от светло-коричневой до темно-коричневой. Нимфы имеют менее выраженный камуфляж, чем взрослые особи. Самки достигают длины тела 10 см, самцы – около 9 см.
Это типичный выжидающий хищник специализируется на ловле летающих насекомых. Он может схватить муху прямо в воздухе!
Богомол-призрак совсем не агрессивен, и его легко напугать.
Вконтакте
Бразильская горбатка
0 Источник:
Это небольшие насекомые отличительной чертой которых являются выросты самой невероятной формы, расположенные на спинке. Они могут быть в виде рогов, гребней, шаров, шипов, рожков и т.д. Эти «конструкции» порой превосходят размеры самой горбатки. Собственно, из-за них, это насекомое и получило свое название. Познакомьтесь с самым нелицеприятным насекомым нашей планеты. Бразильская горбатка или Bocydium globulare Эволюция сделала бразильскую горбатку такой уродливой неспроста. Сюрреалистический вид насекомого отпугивает хищников. Квази-бугры в виде антенн, на конце которых расположены шары похожие на глаза, в действительности являются хитиновыми наслоениями, которые защищают горбатку от нападений хищников. Да, таковы суровые реалии дикой природы. Чем уродливей и страшнее ты выглядишь, тем больше шансов у тебя выжить.
3.
